Ты ведь должен меня понять?
Будто всем и не чуждо то чувство,
Что в руках так взрывается густо,
Когда снова не сдал до конца.
Когда снова пытая себя,
Изрывая глазницы и пальцы,
Как всегда не добил до конца.
Ну зачем теперь даже пытаться?

Удушающим духом и громом
Принимается чужой успех,
И сбивает сверкнувший заряд
Древо страсти, рождая тот грех,
Что оставшийся лес заразит,
Искривит его ветви и корни
И заставит бояться других…

Все вокруг так умны и прилежны,
Все вокруг так ловки и сильны.
Но когда твое пламя надежды
Разжигается вновь в голове,
Снова рвется на теле одежда,
Чтобы гордость была на челе!..
Вот тогда все становится ясно:
Ты никто и другие сильней.
Да и незачем даже пытаться,
Что старания есть для людей?

Ты ведь должен меня понять?
Ту романтику и те стихи,
Ту любовь и особые думы,
То, что гложет все мысли мои.
Недоделал. Не то. Все не так.
Этой пьесе не будет конца.
Просто будет всегда кто моложе,
Кто-то глубже твоего озерца.

О, прекрасное древо оливы,
Преврати меня в светлый росток,
Будут слезы моим же поливом,
Лишь позволь сделать яда глоток.
И пусть ветви глаза мои выткнут,
Пусть по венам моим течет сок.
Для меня человеком быть - пытка,
Пусть листва вместо пальцев растет.

О, мудрейшее древо оливы,
Награди мою душу сполна,
Пусть венок ляжет мне справедливо,
Посадив в голове семена.
Пусть заботы мои пыльцой станут,
Превратятся лишь в костья олив.
Пусть в душе моей тихо станет,
Пусть покоится мозга архив.

О, великое древо оливы,
Уничтожь мою тень, забери,
Огради меня колкой крапивой,
И огромную силу взрасти.
Пусть меня не боятся знакомые,
Пусть для них я спасеньем приду,
И возложат им птицы метомые
Мою ветвь на ковчег, как в бреду.

На девушку, что так сильно жаждала любви
Всегда указывали пальцем
Они бесцельно висели в воздухе -
Она прятала свои истинные намерения
Мне не хочется всегда возиться с тобой
Так что мы больше не будем гулять вместе, ладно?

Я всегда думал что слабость мне неизвестна
И все же, ты заметила ее с самого начала
Если ты ищешь то, что потеряла
То оно прямо здесь, сестра
Но ты продолжаешь делать такое же серьезное лицо,
И я не понимаю почему

Обдумывая, что же пошло не так,
Я понял, что все это была только моя ошибка
Но я никогда не смог бы сказать все то, что хотел
То, что я всегда, всегда думаю о тебе
Закопанный под бесчисленными вопросами,
Я никогда не мог найти на них подходящий ответ
Сирены эмоций все не перестают выть
Я знал, но ничего не мог с этим поделать

Кажется, я совсем не способен вспомнить, что я вчера ел
То же самое случилось с грустью и даже с счастьем
Если бы у меня появился шанс все изменить, я бы даже не стал пытаться
В конце концов, мои ответы не изменятся, да?

Я всегда думал что слабость мне неизвестна
И все же, ты заметила ее с самого начала
Если ты ищешь то, что потеряла
То оно прямо здесь, сестра
Но ты продолжаешь делать такое же серьезное лицо
А с моих глаз катятся слезы

Ты сумела пройти через темноту
Напролом, с высоко поднятой головой
Ты нашла способ продолжить борьбу
Смотря в лицо опасности с высоко поднятой головой
Я поменяю все слова, что прятал от тебя,
На те, что я смогу адресовать тебе
Я избавлюсь от всех этих воспоминаний
Даже от прощаний, которые я не говорил кому-либо еще

Обдумывая, что же пошло не так
Я понял, что все это была только моя ошибка
Но я никогда не смог бы сказать все то, что хотел
То, что я всегда, всегда думаю о тебе
Закопанный под бесчисленными вопросами,
Я никогда не мог найти на них подходящий ответ
Сирены эмоций все не перестают выть
Я знал, но ничего не мог с этим поделать

Твоя предсмертная записка стала мне напутствием на бурю.
Глаза мои краснеют, ртутью льют.
И смерть свою отнюдь я буду чуять ,
Твою - я не успею, невидим тонкий кнут.

В раскатах грома слышатся твои печали,
А в тучах виден твой настрой ко дню.
И вороны, не сущие причалов,
Мне кличат гадко на юру:
«Полет чертивый будет низким,
Ты растолкуй, прошу, его,
Всмотрись во все Аида списки,
Найди нам только одного!»

Пусть смерть твоя научит меня жизни.
Последними словами будет повесть.
Пусть эгоизм останется как дёгтя брызги
На листе белом, сообщающим немую новость.

Белый смокинг, бутон, серый галстук,
Он под стать моей шкуре сырой;
Без перчаток, босой - не опасно,
Все равно в лесу коврик травой.
Когти сточены, лапы - за спину,
Шерсть причесана веткой хвои.
Выйду в свет и пусть совесть не сгинет,
Трудно молодость ждать взаперти.

Ясный день, давно солнце в зените,
Вышел Волк на поляну к зверям,
И прорезался скрежет: «Простите,
А давно ли убийцы идут к нам?»
Вы не видите мои деяния,
Вы лишь смотрите в гены мои.
Обо мне пишут даже издания,
Как «страшнейший убийца страны».

Я ведь даже вас лапой не трогал,
И в лесу в норе тихо сидел.
А вы думали, что я в чертогах,
Что желанием смерти горел.
Я горел, но смертью не вашей,
Я хотел себя вычеркнуть вон,
До лесной справедливости павшей
Достучаться, звеня громко в гонг.

Мне ведь также подвластно общение,
Мне ведь чужда младая любовь!..
Но со зверями лóжится мнение,
Что я полый, и буду таков.
Вы боитесь меня, я вас тоже.
Вы кричите, я робко молчу.
Опечален я в зверях, но все же
Убиваться по вам не хочу.